Новый взгляд на простые вещи
Мне несколько труднее говорить чем обычно. Всё, что я могу сказать, что я перестал почти писать, поскольку умею говорить о сложном, но не о простом. А тут внезапно я оценил простые вещи, осознал их ценность, их незыблемую основу, которая раньше ускользала от меня в вихре более грандиозных, но эфемерных идей. Раньше я искал смыслы в глубинах, в бездонных пропастях бытия, в метафизических лабиринтах. А теперь, словно прозревший слепой, я вижу свет в обыденности, в тех элементах, которые всегда были рядом, но казались незначительными.
Центральный парк культуры и отдыха
Сухую тяжесть его названья, присесть на лавку, вытянуть ноги.
Фонтан
Надо же, фонтан.
Этот фонтан, например. Его простая, но завораживающая механика, его вечное движение, его брызги, которые, казалось бы, ничего не значат, но в них есть какая-то первозданная чистота, какой-то первобытный ритм. Раньше я мог бы пройти мимо, не заметив, или же попытался бы искать в нем аллегории, символы, что-то, что могло бы служить отправной точкой для моих размышлений о вечном. Теперь же я просто наслаждаюсь его присутствием, его звуком, его прохладой. Это как первое знакомство с миром, когда каждый звук, каждый цвет, каждое прикосновение наполняет тебя неподдельным восторгом.
(я раньше писал о смерти будучи с ней знаком, заглядывал в ее недра, она выплевывала меня, приносил оливковое «нет ничего», она откладывала меня в пасьянсе рубашкой вверх и выбирала карты рядом со мной и забирала рядом со мной, пока я пытался поднять безменом «есть» и взвешивал «нет ничего» на сверхточных весах)
Мой прошлый опыт общения со смертью был, как оказалось, лишь одной из граней сложной реальности. Я воспринимал ее как некую сущность, с которой можно вести диалог, спорить, даже торговаться. Она была для меня не просто концом, а скорее переходом, загадкой, которую я пытался разгадать, погружаясь в ее безмолвные глубины. Я приносил ей свои сомнения, свои экзистенциальные вопросы, пытаясь найти в ее царстве хоть какой-то ответ, но она лишь возвращала меня назад, оставляя с ощущением пустоты. Я чувствовал себя игроком в ее безжалостной игре, где каждая карта, каждый ход был предопределен, а моя роль сводилась к пассивному наблюдению за тем, как она забирает все, что мне дорого, оставляя лишь призрак «есть», который я отчаянно пытался удержать.
Кажется, я начинаю хотеть прожить длинную, длинную, замечательно скучную жизнь. Работать хотя бы мойщиком трупов, говорить им: «Эх вы, бедолаги».
Эта скука, о которой я говорю, это не уныние, а скорее спокойствие. Это желание избавиться от вечного напряжения, от бесконечного поиска смысла там, где его, возможно, и нет. Я хочу почувствовать вкус простой, приземленной жизни, где каждый день похож на предыдущий, но в этом повторении есть своя прелесть, своя гармония. Работа мойщиком трупов, например, кажется мне идеальным воплощением этой идеи. Это труд, который требует присутствия, но не требует интеллектуальных усилий. Это возможность быть рядом с теми, кто уже прошел свой путь, и, возможно, в их безмолвии найти ту самую истину, которую я так долго искал в словах и концепциях. «Эх вы, бедолаги» – это не насмешка, а сочувствие, понимание той боли, которую они, возможно, испытывали. Это признание того, что жизнь, даже самая простая, полна своих испытаний. Я хочу научиться ценить эти простые моменты, эти тихие наблюдения, эту возможность быть частью чего-то большего, но при этом оставаясь собой.
Ленни Ли Герке.