Самодельный верёвочный парк и домик бездомного: находки на берегу
Всё это время дорожка возле водно-спасательной станции скрывала вход в самодельный верёвочный парк, собранный из палок, автомобильных шин, катушек для проводов и кабеля, превратившихся в столики. Изобретательный и зловещий, не уступающий постройкам на Архстоянии, в Никола-Ленивце, с ветшающими препятствиями, тарзанками и жутковатыми качелями, сделанными из колёс и настилов, с налётом покинутости.
Каждая конструкция, казалось, дышала историей – здесь, возможно, кто-то когда-то испытывал себя, преодолевая страх высоты, или просто искал уединения, спрятавшись от посторонних глаз в этом импровизированном царстве природы и человеческой фантазии. Некоторые элементы были настолько примитивны, что вызывали смешанные чувства – восхищение смекалкой и легкое беспокойство за безопасность. Старые покрышки, обтянутые ржавыми цепями, служили опорами для шатких перекладин, а веревки, выцветшие от солнца и влаги, намекали на былые приключения.
Если пойти по пляжу дальше, можно найти треугольный домик бездомного с офисным креслом, что-то вроде писательской резиденции. Его хозяин сейчас у себя, на что намекают расшнурованные ботинки у входа. Это самодельное убежище, вероятно, служило ему местом для размышлений, возможно, для записи своих мыслей или наблюдений за жизнью, протекающей мимо. Офисное кресло, контрастируя с окружающей дикой природой, придавало этому месту нотку абсурда и одновременно символизировало стремление к комфорту и привычному укладу даже в условиях отсутствия дома. Можно было представить, как он сидит здесь, глядя на воду, или как пишет, черпая вдохновение из шума волн и криков чаек.
Стёрлась на руке временная татуировка, выполненная по случаю, ещё заставшая некоторые прикосновения, видевшая нежные купальни Толстова, полосатый яснополянский лес. Эти воспоминания, словно отголоски ушедшего лета, пронизывали воздух, наполняя его запахом трав и легкой грустью. Татуировка, стираясь, уносила с собой частичку прошлого, оставляя лишь смутные образы и ощущения. Купальни Толстова, место, где, возможно, сама природа вдохновляла на глубокие размышления, и яснополянский лес, с его особой атмосферой, теперь существовали лишь в памяти, отраженной в угасающем рисунке на коже.
Теперь имена любовников спят совместно, уложенные в тигли паролей моих девайсов и электронных почт, по которым никто уже не сообщается, не берётся за руки, не улыбается, по пробуждении открывая глаза. Цифровые следы прошлого, когда-то полные жизни и эмоций, теперь стали лишь набором символов, забытых и невостребованных. Это метафора утраченных связей, когда люди, когда-то близкие, теперь существуют лишь в виде абстрактных данных, хранимых в памяти компьютеров и телефонов. Нет больше общих переписок, нет совместных фотографий, нет даже простого «доброго утра», отправленного с теплотой. Все это ушло, оставив лишь холодный блеск экранов.
Холодный вечер, когда я пишу стихотворение «в твоём духе»: «от электрического света / становится тепло» или «чувствую через штанину, что собака / тёплая», — ласковый маламут, роющий лунку, как будто готовится посадить яблоню, тоже «по-толстовски». В этом простом, почти деревенском образе собаки, роющей землю, чувствуется глубинная связь с природой, с её циклами и вечным стремлением к жизни. Это, как и отсылка к Толстому, говорит о поиске гармонии и простоты в мире, полном суеты и цифровых иллюзий. Даже в городском пейзаже, где электрический свет заменяет тепло солнца, можно найти отголоски естественного, живого.
Эти прикосновения длятся дольше.
Александра Цибуля.