Последние трамваи

Последние трамваи
увозят свет,
растворяя его в лабиринтах улиц, где оконные проемы гаснут один за другим, словно веки, закрывающиеся перед сном.
и столяр спит и слесарь,
чьи руки, днем привыкшие к твердости дерева и металла, теперь безвольно покоятся.
темноты сырое тесто липнет
к зубам,
ощущение вязкости, тяжести, словно сама ночь проникает в самые глубины сознания, обволакивая, усыпляя.
и пекарь спит,
усталый от дневной жары и ароматов, его сон глубок, как тесто, поднявшееся за ночь.
к зубам и к телу
прикипает эта сонливость, эта безмятежность,
не сдвинуться,
застыть в мгновении, в этой дремоте,
остаться здесь,
в этом плену покоя,
начинкой
в огромном, спящем пироге города,
и сторож спит,
его бдительность угасла,
подрагивая колотушкой,
словно во сне он все еще пытается отогнать невидимых врагов,
стрелять на шорох,
на каждый звук, что нарушает ночную тишину,
к декабрю опавших
одежд,
символ уходящего времени, увядания, но и предвкушения нового цикла, нового пробуждения,
и спят их псы цепные,
верные стражи, чья охрана теперь лишь тень,
непроизвольно семя извергая,
в этом бессознательном проявлении жизни, инстинкта, который не подвластен контролю,
лишь пограничник
один,
остается на страже, вглядываясь в непроглядную тьму,
лишь таинственно и нежно
мерцает в небе вифлеема,
далекий, но яркий, символ надежды, нового начала,
первый искусственный спутник,
технологическое чудо, пронзающее небеса, свидетель перемен,
символ того, что даже в самой глубокой ночи, в самой густой темноте, есть свет, есть движение, есть будущее,
неведомое, но манящее.

Янина Вишневская.