Стеклянная изморозь

расколдованных вех:

жгучий папоротник
поскрёбыш

пустые тела
топким бессмертием полнясь
струятся
искрами слов

в мохнатом глотке новолуния
смех обесцвеченных птиц

на щеках
мерцания неизвестного алфавита –
безмятежная лёгкость туманных вёсел

в жирной глине с кристаллами снега
изумруды сырого камня

пронзительно синий

кружащийся
выстрел апреля

Павел Жагун.

стеклянная изморозь

расколдованных вех:

где время остановилось, застыв в хрустальных узорах, словно отзвук забытой мелодии, которую уже невозможно вспомнить, но ощущение её присутствует, как фантомный звук, проникающий сквозь толщу лет. Каждая веха, некогда служившая ориентиром, теперь сама стала произведением искусства, созданным холодом и ветром, отражая в себе мимолетные образы ушедших эпох.

жгучий папоротник

поскрёбыш

своими острыми листьями, словно ногтями, царапает реальность, оставляя на ней невидимые следы, которые чувствуются лишь интуитивно. Он растет там, где, казалось бы, жизнь невозможна, питаясь отголосками былой страсти, отчаяния и надежды. Его жар не обжигает, но тревожит, пробуждая глубинные, дремлющие чувства.

пустые тела

топким бессмертием полнясь

струятся

искрами слов

обнаженные души, лишенные телесной оболочки, но наполненные эхом прожитых жизней. Они несут в себе груз веков, отпечаток каждой радости и печали, каждой победы и поражения. Их течение подобно реке, уносящей обломки воспоминаний, которые вспыхивают лишь на мгновение, как искры, освещая тьму забвения. Слова, слетающие с их уст, несут в себе мудрость, накопленную тысячелетиями, знания, которые невозможно передать через обычные каналы коммуникации, но которые проникают прямо в сознание, минуя барьеры разума.

в мохнатом глотке новолуния

смех обесцвеченных птиц

раздается тихий, почти неслышный, но пронизывающий до самых глубин. Это смех существ, потерявших свои краски, но не утративших способность радоваться. Их голоса, лишенные мелодичности, звучат как насмешка над бренностью бытия, как напоминание о том, что даже в самом мрачном и безрадостном месте может найтись место для иронии и игры. Новолуние, окутывающее все своим бархатным покровом, становится сценой для этого призрачного представления.

на щеках

мерцания неизвестного алфавита –

безмятежная лёгкость туманных вёсел

когда ночь касается кожи, оставляя на ней россыпь звездных частиц, напоминающих письмена неведомых миров. Эти знаки несут в себе тайный смысл, доступный лишь тем, кто способен видеть сердцем. Они дарят ощущение невесомости, словно душа отправляется в путешествие по безбрежным океанам сознания, управляемая легкими, но уверенными движениями туманных вёсел, ведущих к неизведанным берегам.

в жирной глине с кристаллами снега

изумруды сырого камня

скрываются, ожидая своего часа. Эти самоцветы, рожденные в недрах земли, хранят в себе первозданную энергию, чистую и нетронутую. Их цвет, глубокий и насыщенный, символизирует тайну жизни, зарождающейся из хаоса. Грязь и холод лишь подчеркивают их внутреннее сияние, делая их еще более драгоценными.

пронзительно синий

кружащийся

выстрел апреля

окрашивает небо внезапной, ослепительной вспышкой. Это весна, ворвавшаяся в мир с дерзостью и силой, символом возрождения и обновления. Цвет неба, насыщенный и глубокий, отражает энергию нового начала, приносящее с собой надежду и предвкушение грядущих перемен. Этот миг, столь стремительный и яркий, оставляет неизгладимый след в памяти, словно эхо могучего удара, сотрясшего основы привычного мира.

Павел Жагун.