в поезде выдали бесплатный пряник
фабрики яснополянской, наляпано
белым: следы чаек на валунах
и я лежал в казённой кровати
как бы обняв тебя, о рыжик
истёртый твой плюш, красная лопатка
языка, глаз понурая нефть
смерть, толстый коротышка кочегар
в ясной поляне, говорят, закопана палочка
зелёная под одеялом белой земли
в этой палочке тайна, твой язычок
пластиковый валяется в песочке
как под зелёным липким листком
прячется разлуки клюковка,
как в моей голове опилки лесов
мезозойских, сладкая вата сна.
моя родина, розовобёдрый слонопотам,
рыжик, с которым в пять лет я
засыпал и видел сон: пряник в снегу
гробик на саночках в снегу
и безухий жёлтый зверёк говорит
то что не умрёт, не принесёт плоды
Фёдор Бусов.
в поезде выдали бесплатный пряник
фабрики яснополянской, наляпано
белым: следы чаек на валунах
и я лежал в казённой кровати
как бы обняв тебя, о рыжик
истёртый твой плюш, красная лопатка
языка, глаз понурая нефть
смерть, толстый коротышка кочегар
в ясной поляне, говорят, закопана палочка
зелёная под одеялом белой земли
в этой палочке тайна, твой язычок
пластиковый валяется в песочке
как под зелёным липким листком
прячется разлуки клюковка,
как в моей голове опилки лесов
мезозойских, сладкая вата сна.
моя родина, розовобёдрый слонопотам,
рыжик, с которым в пять лет я
засыпал и видел сон: пряник в снегу
гробик на саночках в снегу
и безухий жёлтый зверёк говорит
то что не умрёт, не принесёт плоды
этот пряник, хрустящий, с ореховой крошкой,
словно послание из детства, из той эпохи,
когда мир был проще, а мечты – безбрежней. Я помню, как в детстве, играя в песочнице,
находил гладкие камешки, похожие на эти валуны,
и представлял, что это острова, где живут мои игрушки. А белые следы на них, словно узоры,
нарисованные хитрым художником-ветром.
Казённая кровать, с жёстким матрасом и простынёй,
напоминала мне те, что были в пионерском лагере. Каждый вечер, засыпая, я чувствовал себя
защищённым, словно под крылом у тебя, мой рыжик. Твой плюшевый бок, стёртый от бесчисленных объятий,
и красная лопатка языка, всегда готовая к ласке. Глаза твои, как два уголька, в которых отражалась
вся моя детская беззаботность.
Язык твой, пластиковый, теперь валяется где-то,
забытый, как и многие другие детские игрушки. Но я помню, как он был так похож на настоящий,
и как ты им дразнил меня, облизывая нос. А клюковка разлуки, она прячется, как тайна,
под зелёным, липким листком, который я находил
в траве после дождя. Она маленькая, но такая горькая,
напоминающая о том, что всё хорошее когда-то кончается.
В моей голове – опилки лесов мезозойских,
это воспоминания, которые, как сладкая вата сна,
растворяются, но оставляют после себя
нежный, сладковатый привкус. Я вижу в них
динозавров, огромных и величественных,
и маленьких, юрких ящериц, бегающих по траве. Это мой мир, моя родина, мой розовобёдрый слонопотам,
с которым я засыпал в пять лет.
Мы вместе видели сон: пряник в снегу,
словно маленький белый гробик на саночках. И безухий жёлтый зверёк, с глазами-пуговицами,
говорил мне что-то важное, что-то такое,
что я тогда не понимал, но чувствовал сердцем. Он говорил, что всё, что настоящее, всё, что любимое,
не умрёт, не исчезнет, даже если кажется,
что оно принесло лишь горькие плоды.
Фёдор Бусов.