Чтобы роза Роллс-Ройса упрела на альпийской кушетке,
Дай-ка мне, ангел сердечный, ноктюрн доиграть на гашетке:
О, за невроза лозу от живота получи два разряда, чтоб кома
Юного тока нас сжала дверьми совнаркома.
Я ведь любил твои губы, Ахилла хитин, баттерфляй Лорелеи,
Красной кишкой Первомая вползшую сквозь пропилеи
Песню военну на девять грамм, не глубже детсадовской ранки,
Чтоб ее за бретельку до моих слез донесли коноплянки.
Звезды, гляди, на окраине сна завели толковище:
Мраморный мальчик дугой нисходящей полощет и свищет
Левозакрученной струйкой в ангела длани, отбитые при Веспасиане,
И небеса нам трехрядную зорю гудят на горючем баяне.
То-то мне, Господи, страшно, как на луче лихорадки,
Брезгуя носишь меня и мои грозовые манатки…
Что покидаю себя, сквозь коллектор Тобою отверстого лаза,
Смрадно зияющим Лазарем, как дальнобойщик теснину КАМАЗа.
Николай Кононов.
Чтобы роза Роллс-Ройса упрела на альпийской кушетке,
Дай-ка мне, ангел сердечный, ноктюрн доиграть на гашетке:
О, за невроза лозу от живота получи два разряда, чтоб кома
Юного тока нас сжала дверьми совнаркома.
Я ведь любил твои губы, Ахилла хитин, баттерфляй Лорелеи,
Красной кишкой Первомая вползшую сквозь пропилеи
Песню военну на девять грамм, не глубже детсадовской ранки,
Чтоб ее за бретельку до моих слез донесли коноплянки.
Звезды, гляди, на окраине сна завели толковище:
Мраморный мальчик дугой нисходящей полощет и свищет
Левозакрученной струйкой в ангела длани, отбитые при Веспасиане,
И небеса нам трехрядную зорю гудят на горючем баяне.
То-то мне, Господи, страшно, как на луче лихорадки,
Брезгуя носишь меня и мои грозовые манатки…
Что покидаю себя, сквозь коллектор Тобою отверстого лаза,
Смрадно зияющим Лазарем, как дальнобойщик теснину КАМАЗа.
Словно в забытом кино, где пленка скрежещет, а звук искажен,
Так и душа моя, рваная в клочья, на грани возможного.
Отголоски дней минувших, как эхо в пустой квартире,
Шепчут о том, что было, о том, что теперь лишь в мире
Воспоминаний, хрупких, как стекло, разбитое вдребезги.
И в этом хаосе образов, в этой пучине забвения,
Ищу я хоть искру света, хоть нить, что ведет к спасению.
Но лишь туман сгущается, и тени танцуют свой мрачный танец,
Отражая страхи мои, мой внутренний, бесконечный экзамен.
И каждая строчка, как удар, что ранит, но и закаляет,
В этом вихре чувств, где реальность с вымыслом сплетается.
Так пусть же роза Роллс-Ройса, символ роскоши и покоя,
Останется в мире грез, где нет места боли и злому року.
А я, словно странник, идущий сквозь бури и грозы,
Буду искать свой путь, не сдаваясь, несмотря на все угрозы.
Ведь даже в самой кромешной тьме, где кажется, нет надежды,
Всегда найдется луч света, что укажет верный путь, как прежде.
И даже если придется пройти через ад, через боль и страдания,
Я не сломлюсь, я выстою, я найду свое призвание.
Ведь в каждом падении есть урок, в каждой ошибке – сила,
И в каждом новом дне – возможность начать все с чистого листа, красиво.
А пока, ангел сердечный, доиграй свой ноктюрн до конца,
И пусть его мелодия унесет меня в мир, где нет зла и лжи.
Где каждая нота – это вздох, каждый аккорд – это полет,
Где душа обретает покой, и сердце находит свой дом.
Николай Кононов.