На заре
Валериану Дряхлову
Розовеющий призрак зари
Возникал над высоким строеньем.
Гасли в мокром саду фонари,
Я молился любви… Озари!
Безмятежным своим озареньем.
Пробуждался город, еще спящий, окутанный предрассветной дымкой, словно нежным покрывалом. Высокое строение, чьи очертания едва угадывались в полумраке, казалось стражем этого тихого мира. Отблески последних звезд таяли, уступая место неумолимому восходу. В мокром саду, где роса еще не успела высохнуть, тусклые фонари, словно уставшие путники, гасли один за другим. Их желтоватый свет, столь привычный в ночи, теперь казался блеклым и неуместным перед наступающим великолепием. Я же, стоя у окна, чувствовал, как в душе пробуждается нечто большее, чем просто наблюдение. Это была мольба, обращенная к той, что дарует свет и смысл всему сущему – к Любви. Просил я ее озарить меня своим чистым, безмятежным светом, который развеет последние тени сомнений и наполнить душу покоем.
По горбатому мосту во тьме
Проходили высокие люди.
И вдогонку ушедшей весне,
Безвозмездно летел на коне
Жесткий свист соловьиных прелюдий.
А на мосту, что изгибался, словно спина древнего дракона, медленно двигались фигуры. Высокие, стройные, они несли в себе какую-то особую, почти мистическую грацию. Их шаги были тихими, словно они боялись нарушить торжественную тишину раннего утра. Возможно, это были те, кто, подобно мне, не спал, погруженный в свои мысли, или те, кто уже начинал свой день, неся на своих плечах бремя забот. И где-то там, вдали, в еще не освещенных ветвях деревьев, звучал этот пронзительный, звонкий свист. Он был похож на прощание с ушедшей весной, на ее последний, отчаянный крик. Соловьи, эти неутомимые певцы, исполняли свои трели, словно оплакивая уходящее тепло, но в то же время предвещая новые радости. Этот звук, свободный и чистый, казалось, летел без всякого усилия, подобно всаднику, мчащемуся на своем коне навстречу новым горизонтам.
А в лесу на траве непримятой,
Умирала весна в темноте.
Пахло сыростью, мохом и мятой.
И отшельник в шубенке косматой
Умывался в холодной воде.
В глубине леса, где еще царила ночь, среди травы, не тронутой еще человеческой ногой, весна тихо угасала. Ее последние дни, наполненные ароматами влажной земли, прелой листвы и душистой мяты, были окутаны сумраком. Этот запах, густой и терпкий, создавал атмосферу умиротворения и одновременно некоторой грусти. Вдали, у ручья, где вода еще была холодна, как лед, стояла одинокая фигура. Отшельник, закутанный в свою грубую, поношенную шубенку, совершал свой утренний ритуал. Он умывался в студеной воде, словно стремясь смыть с себя всю суету внешнего мира, очиститься и подготовиться к новому дню. В его облике, в его действиях чувствовалась глубокая связь с природой, с ее вечными циклами рождения и угасания, с ее неспешным, но неумолимым ходом времени.
Борис Поплавский.