Стихотворение о скорце и осени
К нам прилетел скорец
Везде сидит, витает
То ветку влагою набухшую клюёт
То землю с безразличием ковыряет
И тем, и этим за душу берёт
Поставлю чайник, ручку до упора
Я поверну, до самого конца
На максимум, чтоб закипело скоро
Неужто скоро
Не будет и его, скорца?
Зима по радио, и нужно собираться
Пробелы и прогалы утеплять
В багрец и золото поспешно одеваться
Собаку, оставляя, целовать
И целовать. Целуя, забываешь
Об отражённом в зеркалах скорце
Побег покинутый осенний представляешь
С дрожащей каплей на конце
Андрей Гришаев.
К нам прилетел скорец
Везде сидит, витает
То ветку влагою набухшую клюёт
То землю с безразличием ковыряет
И тем, и этим за душу берёт
Поставлю чайник, ручку до упора
Я поверну, до самого конца
На максимум, чтоб закипело скоро
Неужто скоро
Не будет и его, скорца?
Зима по радио, и нужно собираться
Пробелы и прогалы утеплять
В багрец и золото поспешно одеваться
Собаку, оставляя, целовать
И целовать. Целуя, забываешь
Об отражённом в зеркалах скорце
Побег покинутый осенний представляешь
С дрожащей каплей на конце
Всё напоминает о грядущем холоде, о том, что скоро природа погрузится в долгий сон. Скорец, этот неугомонный гость, словно предчувствует перемены. Его неустанное движение, его неутомимое любопытство – всё это говорит о жизни, которая не желает сдаваться перед натиском стихии. Он клюёт ветку, словно проверяя её на прочность, словно ища в ней последние отголоски тепла. Он ковыряет землю, будто пытаясь отыскать там что-то забытое, что-то, что поможет ему пережить грядущие морозы. Это безразличие, с которым он выполняет свои действия, парадоксальным образом трогает до глубины души. В нём нет суеты, нет паники, лишь спокойная уверенность в своих силах, в своей способности адаптироваться.
Закипающий чайник – это тоже своего рода ритуал. Поворот ручки до упора, до самого конца – символ полного погружения в момент, в ожидание. Ожидание тепла, ожидание уюта, ожидание того, что поможет пережить холод. Но вместе с этим ожиданием приходит и мысль о скоротечности всего сущего. Неужто скоро не будет и его, скорца? Этот вопрос повисает в воздухе, наполненный лёгкой грустью, но и принятием. Жизнь продолжается, и каждый её миг ценен.
Зима по радио – это не просто прогноз погоды, это призыв к действию. Нужно собираться, нужно готовиться. Утеплять щели, заделывать прорехи, чтобы холод не пробрался внутрь. Одеваться в багрец и золото – метафора красоты осени, её последних, ярких вспышек перед тем, как уступить место серой зиме. И, конечно, собака. Верный друг, который останется рядом, когда всё остальное изменится. Её нужно целовать, впитывая в себя тепло её шерсти, её преданный взгляд, как последнее напоминание о том, что жизнь полна любви и привязанности.
И в этом целование, в этом прощании с уходящим днём, забываешь. Забываешь об отражённом в зеркалах скорце, о его неустанном движении. Представляешь себе побег, осенний, покинутый. Он стоит, словно застывший во времени, с дрожащей каплей на конце листа, готовой упасть в любую минуту. Это образ хрупкости, образ уязвимости, но и образ красоты, заключённой в моменте. Красоты, которая рождается из принятия неизбежного, из понимания того, что всё имеет своё начало и свой конец. Скорец, как и осень, как и чайник, как и наши объятия с собакой, – всё это части одного большого, непрерывного цикла жизни.
Андрей Гришаев.