Уроки жизни: от грибного супа до осеннего дыма

Моим учителем был не Блок,
Моим учителем был грибной суп,
Яблочный сок, осенний несговорчивый дым.

Школьник идёт, размахивая мешком.
Ворона смотрит на него со смешком
(Главная птица ужаса здешних мест).

На фото узнаешь Воронеж,
Потрогаешь дождь навсегда испуганный,
Свет, не вошедший в жизнь.

Титанический труд воробьёв

По собиранью батона

В подобье лица.

Но я не узнáю её.

На остановке стою до стона.

Жду до конца.

Денис Крюков.

Моим учителем был не Блок,
Моим учителем был грибной суп,
Яблочный сок, осенний несговорчивый дым.
Эти простые, земные вещи, не искушенные высокими материями, научили меня большему, чем любая самая мудрая книга. Они говорили о цикличности жизни, о преходящей красоте, о неизбежности увядания и возрождения. Грибной суп, с его терпким ароматом и землистой глубиной, раскрывал тайны леса, его щедрости и его скрытых опасностей. Яблочный сок, сладкий и освежающий, напоминал о летнем изобилии и о том, как быстро оно сменяется прохладой осени. А дым, этот вечный спутник осенних вечеров, несговорчивый и едкий, учил терпению и умению находить красоту даже в том, что кажется неприятным или тягостным. Он окутывал мир, делая его загадочным и непроницаемым, подобно тому, как жизненные трудности порой застилают ясность мысли.

Школьник идёт, размахивая мешком.
Ворона смотрит на него со смешком
(Главная птица ужаса здешних мест).
Эта ворона, с её блестящими, как бусины, глазами, с её карканьем, которое, кажется, проникает в самые глубины души, – она не просто птица. Она символ, воплощение древних страхов и предчувствий. Её смешок, этот низкий, гортанный звук, полон насмешки над наивностью и непониманием. Школьник, погруженный в свои детские заботы, не видит в ней угрозы, лишь обыденное существо. Но ворона знает больше. Она видит то, что скрыто от глаз, чувствует приближение перемен, ощущает хрупкость бытия. Её присутствие добавляет картине тревожную ноту, напоминая о том, что даже в самых обыденных сценах таится нечто большее, чем кажется на первый взгляд.

На фото узнаешь Воронеж,
Потрогаешь дождь навсегда испуганный,
Свет, не вошедший в жизнь.
Воронеж – город, который хранит свои тайны. На старых фотографиях он оживает, но это лишь бледная тень былого. Дождь, который здесь, кажется, навсегда потерял свою прежнюю живость, теперь лишь серый, безрадостный покров. Он не очищает, не обновляет, а лишь приглушает звуки и цвета, оставляя ощущение сырости и тоски. И свет… Этот свет, который не смог пробиться, не смог войти в жизнь, он словно застыл на пороге, неся в себе лишь обещание, которое так и не осуществилось. Он символизирует несбывшиеся надежды, упущенные возможности, тихую печаль тех, кто так и не смог обрести своё место под солнцем.

Титанический труд воробьёв

По собиранью батона

В подобье лица.
Эта сцена, полная абсурда и одновременно пронзительной правды, показывает, как даже самые маленькие существа, в своей неустанной борьбе за существование, создают нечто, напоминающее форму, образ. Воробьи, эти вечные труженики городских окраин, собирают крошки, обломки, остатки человеческой жизни, чтобы вылепить из них подобие чего-то узнаваемого. Этот «батон», раздробленный и собранный вновь, становится метафорой нашего собственного существования, попытки найти смысл и форму в хаосе бытия. Их труд, титанический в своей простоте и настойчивости, напоминает о том, что жизнь, даже самая скромная, всегда стремится к созданию, к упорядочиванию, к обретению своего уникального облика.

Но я не узнáю её.
Я не узнаю ту, о ком идёт речь. Возможно, это конкретный человек, а возможно, это обобщённый образ. Её неузнаваемость – это тоже часть общей картины. Она потерялась, растворилась, стала частью того самого «света, не вошедшего в жизнь». Или, быть может, я сам изменился настолько, что не могу увидеть её прежней.

На остановке стою до стона.
Стоять на остановке – это ожидание. Ожидание автобуса, ожидание встречи, ожидание перемен. Но этот стон… Он выдает глубокое, внутреннее страдание. Это не просто физическая усталость, а боль души, которая накапливается, подобно дождю, испуганному и безрадостному. Ожидание становится мучительным, затягивается, превращаясь в вечность.

Жду до конца.
До какого конца? До конца света? До конца жизни? До конца этой тоскливой, осенней истории? Это ожидание, которое не имеет определённого финала, оно лишь присутствует, как фон, как неизбежность. Это принятие своей участи, своей роли в этой драме, где главными учителями стали грибной суп и осенний дым, а главными героями – школьник, ворона и титанические воробьи.

Денис Крюков.