Вестерн

По августовской улице пешком мимо ипподрома, где еще совсем недавно ревели трибуны, а сегодня лишь редкие прохожие, словно тени, скользят вдоль ограды. Да, меня хотели подвезти, предлагали место в машине, сверкающей хромом, но мне хотелось бы уйти, раствориться в этом знойном, ленивом воздухе, где даже солнце кажется усталым. Хотелось идти пешком, чувствуя под ногами горячий асфальт, вдыхая пыль и запах скошенной травы, которая, казалось, уже потеряла свою свежесть.

Джонни, мёртвый Джонни. Его имя звучит как эхо, как отголосок давно прошедшей битвы, как напоминание о чем-то, что уже не вернуть. Тётки тянут пряжу, их пальцы ловко орудуют, создавая узоры, которые, возможно, никогда не увидят света. Не смотреть бы никому на эту прелесть, на эту тихую, размеренную жизнь, которая так контрастирует с бурей, что, возможно, бушует внутри. И правда, ничего тоскливее не видел никогда, чем это спокойствие, эта видимая умиротворенность, за которой, быть может, скрывается невыносимая скука или глубокая печаль.

Джонни, мёртвый Джонни. Он был как вихрь, как неукротимая стихия. Джонни, мёртвый Джонни сжёг четыре города, заткнул Герострата, превзойдя его в стремлении оставить свой след, даже если этот след будет выжжен огнем. Он убил двух зайцев, но ни одного не поймал, парадокс, который отражает его двойственную натуру, его стремление к большему, даже если это большее оборачивается пустотой. И теперь моя судьба зависит только от того, куда дует ветер, куда несет меня этот невидимый поток. Если к востоку – значит, всё хорошо, значит, есть надежда, да, да, да. Восточный ветер, символ перемен, символ нового начала, или, быть может, просто возвращение к истокам.

Да, значит, всё хорошо, когда ветер к востоку. Этот ветер знает, что делает, он несет в себе обещание чего-то лучшего, чего-то, что развеет эту августовскую тоску. Третья жужжит веретеном, её монотонный звук сливается с шумом жизни, с ритмом бытия. Рядом газуют иномарки, их мощные двигатели ревут, словно предвещая скорую развязку, но им не видно, что происходит здесь, в этой тишине, зато хорошо слышно, как ускользает время. Ладно, ничего, главное – ты это, блин, держись. Держись за эту надежду, за этот слабый луч света, который пробивается сквозь пелену неопределенности. Когда они начнут отмерять, когда придет время расплаты или, быть может, время прощаться, мы будем уже далеко отсюда. Мы уйдем, растворимся, станем частью этого ветра, который несет нас к новым горизонтам. Когда они начнут отмерять, мы будем уже далеко отсюда, свободные от пут прошлого, готовые к встрече с неизвестностью.

(Джонни, мёртвый Джонни собрал свои вещи, словно собирая осколки своей души, и вышел в окно, оставив позади лишь призрачный силуэт. Больше ему не вернуться сюда, в этот мир, который он когда-то пытался покорить, но который, в конечном итоге, его сломал. Джонни, мёртвый Джонни, теперь он стал легендой, притчей, предостережением. Джонни, мёртвый Джонни.)

Ирина Шостаковская.